Не бойся, сердце, не молчи,
 Высокое да будет чистым!
 Для торжества и мысли
 Звучи, поэзия, звучи!
 И. Котляров

Поэзия Изяслава Котлярова – это искренний монолог поэта, философское осмысление наиболее значительных вопросов бытия – что есть совесть, любовь к Родине, служение Слову, что есть сама жизнь человеческая перед лицом смерти и вечности.

«Я в памяти, живей, чем наяву» — говорит автор в одном из стихотворений. И этими словами приглашает нас с Вами окунуться в мир искренних, открытых, правдивых стихов, которые звучат исповедью души.

***
 Они душе сначала слышатся –
 и проясняются едва...
 Стихи не пишутся, а дышатся, –
 нет, выдыхаются в слова.
  
 Не я скажу, а мною скажется, –
 непостижимо, что и как...
 Вот и опять словесным кажется
 моё дыханье в полумрак.
  
 Глухая ночь ещё над городом
 и мрак в душе неумолим,
 но слышу сказанное голосом
 как будто всё-таки моим.
  
 И прямо в ночь, где в лунном отсвете
 едва заметно веет снег,
 уже звучит: "Прости мне, Господи,
 что я не лучший человек..." 

***
 Крик птицы – небесная весть.
 И сразу душе просветленье...
 Весенняя слабость – болезнь
 иль всё-таки – выздоровленье?
  
 Тропа, и оттаяв, скользит –
 так просто на ней оступиться,
 а ветер не веет – сквозит,
 я шагом боюсь ошибиться.
  
 Небесного оклика жду
 и всё приближаю поляну...
 Я, кажется, здесь упаду,
 коль в небо забывчиво гляну.
  
 Не помню, чего я хотел,
 зачем я до этого дожил...
 Неужто поляна – предел, –
 куда я могу или должен?
  
 Ручей обгоняет меня
 и солнце в нём тоже ручьисто.
 Во всём – очищение дня.
 И будет когда-нибудь чисто.
  
 Вновь хлещут по взгляду лучи,
 вновь бликов подвижные пятна...
 Ах, птица, кричи – не кричи, –
 мне здесь ничего не понятно. 

***
 Смотреть (пусть даже мысленно) туда...
 Я вмиг воображения лишался.
 Так далеко не думал никогда,
 так далеко я думать не решался.
  
 И вот смотрю, как тень на тень скользит.
 И вот смотрю, как тень скользит по тени,
 как ветерок не веет, а сквозит,
 совсем не избегая повторений.
  
 Так было и при мне, и до меня,
 так будет и потом, когда не буду...
 Не тень уже, а день скользит из дня...
 Я здесь однажды сам себя забуду.
  
 Вон в том прозрачном шелесте берёз
 на защищённом высью косогоре...
 Я так не думал никогда всерьёз
 на этом оботчизненном просторе.
 
Ручей обгоняет меня
 и солнце в нём тоже ручьисто.
 Во всём – очищение дня.
 И будет когда-нибудь чисто.
  
 Вновь хлещут по взгляду лучи,
 вновь бликов подвижные пятна...
 Ах, птица, кричи – не кричи, –
 мне здесь ничего не понятно. 
 

***
 Смотреть (пусть даже мысленно) туда...
 Я вмиг воображения лишался.
 Так далеко не думал никогда,
 так далеко я думать не решался.
  
 И вот смотрю, как тень на тень скользит.
 И вот смотрю, как тень скользит по тени,
 как ветерок не веет, а сквозит,
 совсем не избегая повторений.
  
 Так было и при мне, и до меня,
 так будет и потом, когда не буду...
 Не тень уже, а день скользит из дня...
 Я здесь однажды сам себя забуду.
  
 Вон в том прозрачном шелесте берёз
 на защищённом высью косогоре...
 Я так не думал никогда всерьёз
 на этом оботчизненном просторе. 

***
 И этот день... Он тоже был когда-то.
 Когда – не помню... Помнится едва.
 Но точно так мерцала синева
 и солнце проявлялось виновато.
  
 Не помню дня, а помнится утрата
 себя, кого-то... Не найти слова...
 Они всё искажают, как молва,
 которой, в общем, истины не надо.
  
 Не может быть, но в прошлом я стою
 и, душу напрягая, узнаю
 то зыбкую, сыпучую дорогу,
  
 то мне во взгляд вливающийся блик,
 то шелест, от которого отвык,
 и жизнь, однажды отданную Богу.

***
 Мыслям надеждою льщу, –
 их или им повторяю:
 "В небе себя отыщу,
 коль на земле потеряю".
 Глупо, наивно, смешно...
 Что же я всё-таки верю
 в то, что мне смертью дано
 право на самопотерю?
 Вон как плывут облака
 мимо и около взгляда...
 Господи, вдруг на века
 эта вот самоутрата?
 Что ж я надеждою льщу,
 что ж я опять повторяю:
 "В небе себя отыщу,
 коль на земле потеряю..."

***
 Вспыхнул воздух мерцающим светом
 за пределом (чьего?) бытия.
 Там, по всем бесприметным приметам,
 и моё завершается "я".
  
 Безымянное вижу сиянье,
 безымянную думаю мысль...
 Может, смерть – это всё же слиянье
 с тем, что прячет небесная высь?
  
 Иней? Или ещё паутинка?
 Ни о чём я судить не берусь.
 И летит за снежинкой снежинка
 через всё, о чём думать боюсь... 

***
 Прямо перед взглядом гаснет свет.
 Задыхаюсь болью и обидой...
 Незачем разгадывать секрет
 клеветы и ненависти сытой.
  
 Оправдаться? Боже упаси
 что-то объяснять в себе словами.
 Праведника на святой Руси
 дни его оправдывали сами.
  
 Я же грешен, Господи прости,
 нет, не тем, в чём люди обвиняют.
 Нету ощущения пути,
 силы, мне отпущенные, тают.
  
 Надо всё же как-нибудь суметь
 худшему в самом себе не сдаться...
 Разве нас оправдывает смерть?
 Только жизнью можно оправдаться.

***
 Не день, а год сегодня прожит,
 коль зримо, на виду у всех,
 мороз морозом быть не может
 и снегом быть не может снег.
  
 Плесканье, капанье, журчанье...
 Изогнут мир в полуовал.
 Куда ни гляну я – сиянье,
 как будто воздух солнцем стал.
  
 Не знаю, что это со мною?
 Хочу и не могу забыть...
 Я научился быть зимою,
 а вот весной – смогу ли быть?
  
 Я вздохом время понимаю,
 и если только слышит Бог, –
 Ему понятнее, я знаю,
 любой молитвы этот вздох...

***
 Сами себе и кому-то лакеи,
 годы считаем уже, как трофеи.
 Выдержан или обманут искус?
 "Горе вам, книжники и фарисеи!" –
 слышите? – нам говорит Иисус.
 Стало иль всё-таки было такое:
 скажем, а сделаем вовсе другое...
 Видимость только, а сущности – нет.
 Дав, отнимаем всё той же рукою,
 свет зажигаем и гасим тот свет.
 Медлим чего-то у Божьего Храма:
 то ли налево нам, то ли направо?
 Сколько сомнений на нашем пути!
 Снова мешаем идущему прямо,
 снова собою мешаем войти.
 Нет в нашей вере Божественной веры...
 Горе нам, книжники и лицемеры!
 Да, не кому-то, а всё-таки нам.
 Прячем и прячемся в самохимеры,
 в самовнушенье и в самообман...
 Господи, книжником всё-таки буду –
 это моё приобщение к чуду,
 а лицемером я стать не хочу.
 Не превращаясь в самоиуду,
 ставлю во Храме святую свечу. 

***
 Не знаю: жизнь иль смерть права,
 но тает дым в аллее...
 И вдруг такая синева,
 что снег ещё белее.
  
 Вдруг блеск счастливых куполов
 по крышам и по кронам,
 поверх приподнятых голов
 скользит с церковным звоном.
  
 А сердце словно дождалось,
 и мыслям – покаянье...
 Земля и небо – всё слилось
 в сияющем звучанье.
  
 И сразу карканье – вразлёт,
 всё чёрное – в испуге...
 Сам воздух, кажется, поёт
 в задумчивой округе.
  
 Гул не растаял, а повис,
 не шелохнётся ветер...
 Есть высший разум, высший смысл
 на этом Божьем свете.
 

***
 Не погасла искорка в сугробе, –
 вот мерцает, вот опять горит
 и сама, озябшая, корит
 всех уставших в холоде и в злобе.
  
 Ах, как ветер на неё подул –
 робкую, печальную такую...
 Но лишь света он в неё вдохнул –
 вот горит и подожгла другую.
  
 Искорки тепла или мороза?
 Вон их сколько – всех не перечесть.
 И сугроб, и в инее берёза –
 заискрилось всё, что только есть.
  
 Зыбко, неустойчиво, пунктирно
 в белом вьюжном, вьющемся дыму –
 жизнеобещающе и мирно
 светятся и всем, и никому.
  
 Здравствуй, мир, сверкающий за дверью,
 для души, не признающей зла!..
 Я уже и сам почти не верю,
 что вначале искорка была.
 

***
 Господи, – скажу, когда увижу,
 чтобы отчитаться перед Ним, –
 поздновато всё же общей жизнью
 нас Ты на земле соединил.
  
 Знаю, что решалось: либо-либо, –
 разные дороги нас вели...
 И за то, что прожили, спасибо.
 Господи, и впредь благоволи
  
 Наши души разлучать не надо,
 нашу память тоже не гаси.
 Смерть – непостижимая преграда
 на земле... А здесь, на небеси?..
  
 Ввысь гляжу, где облака пустые...
 Под извечным небом я стою
 и слова молитвенно простые
 ветру на мгновенье отдаю.

***
 Единое и всё же на двоих:
 моё – тебе, твоё – и мне, однако
 есть дни ещё неузнанного страха,
 я ничего не делаю для них.
  
 Моё так просто делится твоим.
 Твоё – моим... Но что-то есть в остатке,
 которое не то чтобы таим,
 которое со мной играет в прятки.
  
 Умножим на два наших двадцать лет
 или мои опять к твоим прибавим.
 Нас друг без друга не было и нет –
 и потому лишь прожитое славим.
  
 Да, всё-таки мы так делили жизнь,
 в которой нам непросто приходилось,
 что разделить сумели в ней, кажись,
 и даже то, что вовсе не делилось. 

***
 Вместе – за порог и на порог,
 да, к благословенному порогу.
 Слава Богу, я не одинок,
 нет, не одинок я, слава Богу.
  
 Всё с любовью, всё у нас любя,
 так друг другу мы необходимы,
 что уже не только для себя,
 но и для других – неразделимы.
  
 Что там позади иль впереди?
 Даже смерть – и та порой, как мнимость.
 Боже правый, всё же пощади
 эту нашу всю неразделимость.
  
 Ты ведь нам однажды так помог –
 сделал, что посильно только Богу:
 вместе – за порог и на порог,
 да, к благословенному порогу.